Далеко-далеко, среди лесов с ледяной речкой Бездной, вьющейся среди вековых сосен и елей, раскинулось живописное село Сойгино, утопающее в яблоневых и вишневых садах, в палисадниках с сиренью, с раскланивающимися колодцами-журавлями, с величаво шагающими по улице гусями, с жаркими банями «по-черному», а главное – с замечательными жителями, скромными, трудолюбивыми, доброжелательными.
Именно в этом селе и пришлось нам с подружкой работать с 1971 по 1974 год после окончания литфака Владимирского пединститута.
Здесь и далее фото автора
Еще учась на третьем курсе, мы завидовали выпускникам, у которых было распределение в Приморский край, – вот, где романтика! Нам же достались на выбор Узбекистан, Чувашия и Владимирская область. Сразу решили: в Узбекистан: поближе к дыням, арбузам, Тянь – Шаню, Амударье, хлопковым полям! Неожиданно где-то прочитали: там есть летучие змеи. Сразу Узбекистан заменили на Чувашию. Опять где-то прочитали: «Чувашия – медвежий угол России». Это как раз то, что нам надо. Там, наверняка, романтика. Владимирская область от нас никуда не убежит, а побывать, где что-то таинственное, надо обязательно. Обрадовало и сообщение, что на юге республики выращивают виноград. Виноград – тоже неплохо.
Приезжаем в Алатырь – районный центр. И надо же – совпадение! Часы, что у меня на руке, и река, на которой стоит Алатырь – Сура. Значит, судьба! Начальник районо подводит к карте района:
– Выбирайте любое село – везде нужны учителя.
Недолго думая, указываем на самое отдаленное село, почти на границе с Татарией (может, именно там выращивают виноград).
– Удивили! Обычно просятся поближе к райцентру или в райцентр. Молодцы! Там великолепный коллектив учителей – будете как у Христа за пазухой! Правда, загвоздочка есть: не ходит туда транспорт, кроме председательской машины и совхозной.
Нас эта новость ничуть не смутила, наоборот – обрадовала. И вот мы трясемся по чувашской земле в прицепе трактора «Беларусь» вместе с местными доярочками, то и дело приговаривающими: «Ай, учитель-сем! Ай, хорошо!, Майра-сем, лайях!»
Дорога шла лесом. Местность холмистая, местами с ухабами. Мы частенько подпрыгивали вместе с чемоданами, набитыми книгами и одежонкой, при этом крепко держась за борт. К вечеру добрались до села. Оно оказалось большим: несколько улиц с добротными домами; вдоль дороги – колодцы-журавли, в центре села – правление, клуб с библиотекой, почта, два магазина, медпункт, у пруда в окружении яблонь и берез – одноэтажная маленькая деревянная школа с печками-голландками в каждом классе.
Директор – Василий Кондратьевич (на вид лет 40) – поразил своим внешним видом, обходительностью, деликатностью, готовностью быть нашим не только руководителем, но и помощником, товарищем. Педколлектив – люди с большим стажем работы, многие со средним образованием – оказался удивительно доброжелательным, искренним. За свою почти 50-летнюю трудовую деятельность лучшего коллектива не встречала.
К нашей радости, кроме нас, в школу приехали выпускники Чебоксарского университета: биолог, три математика, учитель чувашского языка, а еще историк и физрук, пожелавшие вместо Чебоксар работать в селе.
Первый год нас всех расселили по квартирам (мы жили с подружкой у тещи директора школы, бывшей учительницы, а ее муж – директор библиотеки). На второй год работы совхоз за лето построил для нас, учителей, четырехквартирный дом. Мы с подружкой заняли отдельную большую, в три окна комнату, здесь же кухня с русской печкой и голландкой, кладовка. У каждой квартиры отдельное крыльцо. Мы выкрасили свою дверь синей краской, крылечко – коричневой, синюю краску пустили по ступенькам как коврик. Смастерили почтовый ящик. Во дворе – просторный сарай для дров. Рядом у дома – колодец-журавль.
Вокруг дома мы, учителя, посадили березы и сирень. Вскоре для нас построили столовую, в которой могли питаться и изредка проезжающие на лесовозах водители из Татарии. Сестрички Еремеевы готовили вкуснейшие мясные блюда, хотя мы и сами неплохо готовили в русской печи. С фермы брали молоко от одной и той же коровы. Стоило молоку постоять ночь – в банке сметана, аж ложка стоит!
На пришкольном участке ученики выращивали овощи. По распоряжению директора их отдавали нам с подружкой, поскольку учителя-чуваши, молодые специалисты, на выходные ездили домой в соседнее село или соседний район.
К зиме нам выдали лыжи с ботинками, и лыжные прогулки по заснеженному лесу стали для нас огромным удовольствием. Не забывали мы и делать зарядку под музыку: нам подарили магнитофон, где мы записали концерт Софии Ротару.
Все предметы в школе были на чувашском языке, кроме наших – русского языка и литературы. В учебниках по русскому языку были упражнения: перевести с русского на чувашский или наоборот – приходилось эти упражнения пропускать. Их заменяли мы сочинениями и изложениями. Как-то было изложение про море. Пятиклассник Петя спрашивает:
– А какое море? Как лес? Ни конца ни краю? Как бы я его хотел увидеть! (Когда через три года я уехала, Пете прислала тельняшку, чему он был очень рад. После школы попросился на флот. Служил на Балтийском флоте).
Илья Петрович, местный парень, вернувшийся из армии, где служил радистом, предложил в школе создать радиокружок. Директор настоятельно всем рекомендовал записаться в кружок, что мы и сделали. После уроков стали отстукивать точки-тире, не у всех это получалось. Да и до Морзе ли, если и скотину кормить, и к урокам готовиться. Ученье – мученье вскоре прекратилось. Зато среди школьников продолжалось. Трое из них выходили в эфир.
Когда радисты из нас, учителей, не получились, биолог Геннадий Иванович предложил освоить стрельбу из пневматической винтовки. Ложиться на мат в платье, в котором вели уроки, тоже счастья мало. Да и не у всех получалось попасть в «десятку». Поэтому вскоре и стрельба у нас прекратилась.
Илья Петрович на радиоклубе не остановился: договорился с алатырским аэродромом, соорудил за селом избушку – аэропорт. Трактор утрамбовал «взлетную полосу» и к нам по выходным стал прилетать «кукурузник».
В один из воскресных дней мы решили с подружкой слетать в райцентр. Оказались единственными пассажирами. Когда прилетели в Алатырь, то летчик заявил: «Обратно не полечу». А как нам вернуться в село? Его не волновало. По зимнему лесу. 40 километров!
Мы разузнали, что 23 километра можно проехать на «кукушке» – паровозе, везущем на одной платформе уголь. Нашли тот паровоз, забрались на уголь и поехали. Через 23 километра нас высадили. Местные жители указали дорогу в лес, предупредив идти прямо, не сворачивая, иначе придем в Татарию.
Вечерело. Мы пошли в лес.Через некоторое время дорога разветлялась. Пошли по центральной. Уже и звезды на небе появились. Морозец стал пощипывать и руки, и ноги. Вдруг появился свет от фар. Мы обрадовались. Когда лесовоз приблизился, мы стали умолять водителя отвезти нас в село. Он категорически отказался, сообщив, что мы идем не по той дороге. Мы вернулись к развилке. Повернули на другую дорогу. Сколько шли – неизвестно. Опять свет фар. Мы встали посреди дороги. Грузовик ехал медленно, но как-то странно; его заносило то вправо, то влево, к тому же водитель еще что-то и напевал. На наше счастье, это был директор местной школы, он ехал от нашего директора. Разве своих бросают? Он кое-как развернул машину и отвез нас в наше село. Дома были к утру. Переоделись и в школу.
Хлеб привозили в наше село из соседнего, что в пяти километрах от нашего, два раза в неделю. Никто не жаловался, так как пекли сами. Местные учителя нам приносили свой, ржаной, свежеиспеченный. До чего же вкусный! Так и хотелось среди урока сбегать в учительскую – отщипнуть кусочек.
Клуб располагался в центре села. Молодежи в выходные дни было так много, что мы диву давались. Гармонист Николай Николаевич садился посреди зала с гармошкой и начинались танцы, вернее, чувашские пляски, где каждый сам по себе – никаких обнимашек. Как-то нас попросили:
– Покажите шейк!
– Под гармошку не получится. Нужна пластинка, – говорим. – Проигрыватель. И условие: мы показываем – вы повторяете.
Через пару недель Бюль – Бюль – оглы «из пластинки» исполнял свой знаменитый «Шейк», а мы с подружкой в валенках стали выделывать «па». Желающих повторить не нашлось, на этом обучение и окончилось. Пластинку нам подарили, а Николай Николаевич опять заиграл бойко на гармошке. На следующий день мои пятиклашки мне заявили:
– Научите нас шейку. Брат сказал, что здорово у вас получается, но все стесняются. А мы хотим научиться.
После уроков мы закрыли стулом дверь и занятия начались. Сколько было смеху! Детвора с удовольствием крутилась, как юла, вместе с Бюль-Бюль-оглы они выкрикивали: «Шейк!» – радости не было предела!
А вот на следующий день директор меня вызвал в кабинет:
– Какой ерунде вы детей учите! Вальсу надо, танго!
По выходным мы гуляли по лесу. Как-то зашли далеко. Деревья стали редеть. Показалось незнакомое село. Это оказалась Татария.
А раз в лесу нашли заблудившуюся овечку. Она нас увидела, обрадовалась и шла рядом до нашего села. Как сложилась ее дальнейшая судьба – не знаем. Скорее всего, она нашла свой дом.
В один из выходных решили в лес не идти, а пойти в школу – поработать в своих кабинетах. Каково же было наше удивление, когда увидели у школы детей, учителей, директора – они занимались субботником.
– Долго спите, красавицы! – во всеуслышание сказал директор.
Все засмеялись. Мы стали выяснять, когда о субботнике объявили.
– Неделю висит объявление на дверях! – говорит директор.
Мы к дверям – объявление на чувашском языке. После субботника директор всех поблагодарил за работу, а потом объявил:
– Прошу прощение у русских учителей: они не знали, а пришли случайно. Я виноват – объявление на чувашском.
В сентябре школа помогала убирать картошку совхозу. Такого сознательного отношения я не видела. И учителя, и ученики с таким усердием убирали клубни, будто это был их участок. Не дай Бог оставить картошину в земле!
– Нельзя так убирать! За вами иду – уже ведро собрал, – слышу голос малыша за собой.
Впереди ехал трактор с прицепом. Шофер останавливался, залезал на прицеп и принимал ведра с картошкой. Я подошла к нему:
– Вы не могли бы показать, как управлять трактором?
Он охотно рассказал. Через несколько минут я сидела за рулем, а шофер был на прицепе. Вначале никто не обратил внимание, как это трактор едет, а шофер на прицепе? Увидев меня, удивились:
– Вы умеете работать на тракторе?
– А чего тут уметь? Едь себе да едь.
Так весь сентябрь я проработала на тракторе. Правда, испачкала свое светло – зеленое пальто, но потом выстирала его в Бездне.
К окончанию сбора урожая в школу пришел председатель совхоза Тимофей Викторович с просьбой помочь поработать ночью на току. В 9 вечера все учителя пришли на зернохранилище. Дали нам в руки лопаты, объяснили, что делать. Вначале мы все смеялись – было весело. Вот где романтика! А к утру выбились из сил. В 6 утра нас пригласили в «Красный уголок». На столе стоял огромный таз с гречишным медом, рядом буханки ржаного горячего хлеба и кружки с парным молоком. Откуда и силы взялись! Все съели и бегом на уроки!
В 1972 году, когда повсюду полыхали пожары, и нам пришлось поучаствовать в тушении леса. Предупредили: «Услышите: «Верховой!» – бегите!» В один из дней раздалось: «Верховой!» Мы с подружкой бросились от падающих сверху горящих веток. Бежим, а огонь по верхушкам леса за нами. Стали звать своих – голосов нет, только треск деревьев, крики взволнованных птиц. К вечеру вышли к незнакомому селу, рассказали, что случилось, откуда мы. Нас покормили и отвезли на телеге в наше село, где нас ждали учителя. Стали нас обнимать, целовать, обрадовались, что мы живы-здоровы.
Мы всегда удивлялись, почему наши ученики то и дело с нами здороваются – в течение дня по нескольку раз.
– Мы же с вами виделись!
– Вы – учитель! Вас уважать надо! – отвечали дети.
Три года пролетели незаметно. Жаль было расставаться и с учителями, и с детьми, к которым прикипели душой. На память директор школы подарил мне открытку – репродукцию картины С. Скрябина «Дорога в Алатырь». До сих пор храню ее в рамочке на стене, как и письма учеников, с которыми до сих пор переписываюсь. Несколько раз ко мне приезжала ученица Аля.
В 2004 году, спустя 30 лет, я ездила в Чувашию, в то село. От райцентра великолепная асфальтированная дорога. Вместо одноэтажной маленькой деревянной школы – чудесная кирпичная двухэтажная.
Наш дом для учителей – мрачный. Забор покосившийся.
На нашем крылечке, к удивлению, сохранилась даже синяя краска. Двор зарос бурьяном. Сараи для дров с провалившейся крышей. Нет колодца-журавля – вода высохла. Вместо столовой – трава выше головы. Нет ни совхоза, ни фермы. Клуб давным-давно забыл про индийские фильмы, над которыми рыдали доярочки. А о «кукурузнике» никто и не помнит. Почти вся молодежь перебралась в город: кто в райцентр, многие в Чебоксары. Поработав на стройке, получили там квартиры.
Василий Кондратьевич давно на пенсии. В этом году ему исполнилось 95 лет. Директором школы его сын младший. А старший с невесткой – учителя.
Встретилась в селе и с директором, и с Ильей Петровичем, и с учителями математики – семьей Данилкиных. В Чебоксарах – со многими учениками. Сколько было радости!
Встреча с учениками 30 лет спустя
Вот уже 51 год, как поддерживаю с ними связь. Сколько с той далекой поры прошло событий! Сколько воды утекло! Но люди, которые встретились на моем жизненном пути в молодые годы, никогда не забудутся и тепло их сердец со мной до сих пор.
Лидия МАЙСКАЯ
